Во-первых, в крепости нет пороха...
("Настоящий")
<<
Пригорок этот был Тотшо знаком. В темноте он бы, может, и не вспомнил это место, но сейчас, когда над головой светили редкие тяжёлые звёзды, Тотшо понял, что уже бывал здесь раньше. С бабушкой.
Он не знал, слепой случай или отголосок бабушкиного дара вывел его к этому мертвенно тихому месту. Но был уверен, что, не встреться ему холм с тремя деревьями, он так бы и бегал по лесу сломя голову, пока не попал бы прямо в пасть Уги, а то и кому похуже. Не читать дальше...Дальше дорогу он знал. Правда, это было не совсем по пути в Щели, но что, в конце концов, ему делать в Щелях? Гим и Суаче наверняка задержатся там подольше, так что он нагонит их если не завтра, то послезавтра. А значит, надо поблагодарить этот пригорок за указывание пути и повернуть направо.
Спускаться с холма было страшновато, но Тотшо помнил, что тогда, в детстве, здесь ничего опасного не водилось. Впрочем, всё могло измениться, почти десять лет прошло с их путешествия с бабушкой. Да и вообще, с бабушкой ничего не было страшно, не то что сейчас.
После происшествия с Уги даже темнота стала ещё непроглядней. Не то чтобы Тотшо перестал чувствовать, где что находится, но он перестал себе доверять и на всякий случай касался всех деревьев, мимо которых проходил, чтобы убедиться, что они и впрямь там и что он действительно идёт по тому самому лесу, по которому он идёт. Вообще-то трогать все встречные деревья — не лучшая идея. Кто знает, что за твари там могут сидеть, притаившись, слившись с корой. Но уж если этого бояться, то нечего вообще в лес заходить. На земле тоже много чего может прятаться. Уги, например.
Но вот где-то за деревьями мелькнул свет, исчез призрачно, опять мелькнул, и стало ясно, что путь этот верный и что всё вроде как и в порядке. Ещё немного опасливого движения во тьме, и вот она, избушка Паука.
Приближаясь к дому Паука, Тотшо спрятал нож. Конечно, плохо будет, если там теперь не Паук обитает, а кто-нибудь ещё менее симпатичный. Но в гости с ножом наизготовку не ходят. Даже в такие времена.
Вокруг дома Паука не было ограды. Тогда, в детстве, ограды тоже не было, и точно так же по ночам бледный свет пробивался сквозь полосатую занавеску, только тогда свет этот был ещё более тусклым, потому что в занавеске было меньше дыр. И дверь точно так же была заперта.
Тотшо постучался. Вначале вежливо, потом погромче. Никто не открывал. Тотшо прислушался, изнутри не доносилось ни шороха.
— Эй, Мерха! — сказал Тотшо громко. — Заснул ты там, что ли?
Тишина.
— Мерха, это я, Тотшо! Ты меня помнишь? Я с бабушкой у тебя гостил восемь лет назад. С бабушкой Велу. Ты же знаешь бабушку Велу?
Мёртвая тишина.
Тотшо разозлился и пнул дверь ногой.
— Головой постучи! — проскрипел Паук из-за двери.
— Эй, Мерха, открывай! Что мне, до утра тут стоять?
— Стой где хочешь и сколько хочешь, при чём тут я?
— Нехорошо выгонять гостя.
— Гости по лесу по ночам не шляются. Гости в дом по ночам не ломятся. Гости честным людям двери не ломают, — сварливо отозвался Паук.
— Дядюшка Паук, ну впусти! Это я, Тотшо Грач…
— Нет здесь никаких пауков. И грачей я никаких не знаю. И племянников у меня от роду не водилось, особенно никаких Тотшо и никаких грачей, — завёл Паук. Тотшо нетерпеливо отвернулся, и в это же момент дверь внезапно отворилась и сухая, не по-стариковски сильная рука вдёрнула Тотшо внутрь дома, так что он еле удержался на ногах. — И именем своим не хвастай. Будто я не знаю, какое посвящение ты прошёл: никакого!
Тотшо зажмурился от яркого света, хотя ярким, конечно, этот свет мог показаться только после темноты. Паук, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, критически рассматривал гостя. Велу он и впрямь знал хорошо, но о её внуке у него остались довольно смутные воспоминания. Был вроде с ней какой-то пацан, чёрненький такой, и не в Опилкинскую породу, и не в Круговскую. Одно слово, чужачонок. Может, этот. Может, другой. Чужаки, они все на одно лицо, особенно дети, а тут еще и семь лет прошло, не меньше. Но, внимательно вглядевшись в гостя, Паук решил поверить на слово. Что-то было в этом пацане знакомое. Несимпатичное, но знакомое.
— Зачем пришел? — спросил Паук, присаживаясь на древнюю табуретку, которую, судя по ее виду, только какое-то волшебство хранило от немедленного разваливания на дощечки.
— Да низачем, — сказал Тотшо. — В Щели я шел. Уги на меня напал, еле отбился вот.
— Один шел? — Паук недоверчиво скривил лицо, так что оно всё пошло мелкими морщинками. — Внук Велу решил накормить голодного Уги собой? Или ты просто дурак?
Тотшо неуверенно пожал плечами: настаивать на том, что он не дурак, было как-то не очень вежливо, да и сам он был сейчас в этом не очень твердо уверен.
— И часто ты ходишь один через лес? — поинтересовался Паук, не дождавшись ответа.
— Нет, не часто… Но приходится. Я от своих отстал, — попробовал объяснить Тотшо. Он бы и про кеммитов рассказал, но почувствовал, что здесь его приключения никому не интересны. — Вы не беспокойтесь, дядюшка Паук, я только переночую и дальше пойду.
— Спасибо за заботу, — сказал старик, презрительно фыркнув. — А то бы я весь избеспокоился.
Тотшо замолчал, почувствовав, что сказал что-то не то, хотя понятия не имел, что именно. Паук вернулся к своим делам, всем своим видом показывая, что Тотшо для него не помеха и не развлечение, а так, неважный какой-то шорох в углу. Сев спиной к Тотшо на чурбачок у огня, он начал мешать какую-то вонючую дрянь в котелке. Вроде как и дураку понятно, что это ничего не колдовское, а просто гадость какая-нибудь на ужин, а всё равно страшно. Устало глядя на обтерханную спину Паукова пиджака, Тотшо тоже присел на какую-то решетчатую ерундовину, похожую — чего уж там — на подставку под гроб. Всё тело Тотшо болело, как будто… ну да, как будто Уги тянул его во все стороны, другие определения, подходящие под такое состояние, в языке отсутствовали. А Паук всё не торопился предложить ночному гостю хотя бы собачий коврик у порога, чтоб его самого Уги съел, хотя нет, тогда не к кому было бы идти…
— Что нового? — спросил вдруг Паук, оборачиваясь к Тотшо.
— Что? — спросил Тотшо, вздрагивая. Похоже, он уже начал засыпать на своем насесте.
— «Что»! — передразнил его Мерха. — В Опилках, спрашиваю, что нового? И вообще на белом свете?
— В Опилках… — Тотшо с готовностью открыл рот, но говорить было нечего, и он не сразу сообразил, почему. — Так в Опилках я уже полгода как не был. Я всё больше в Щелях теперь, в Мокряни еще…
— Тьфу на тебя, — сказал Паук. — В родную деревню не зайдет, оболдуй. С детства было видно, что из тебя толку не будет.
— А что там может быть нового, в Опилках тех… — вздохнул Тотшо.
— Ну, вампиры те же.
— Какие еще вампиры?
— Вампиры там обосновались. Я думал, ты знаешь что, всё ж таки бродяга, не тупарь какой-нибудь. Ну да что с тебя возьмешь… — Не дождавшись никакой реакции от притихшего Тотшо, Мерха продолжал: — Кучу народу вампирами сделали. Вот же дураки эти вампиры, будто им с этого какая выгода… Всё равно же придут мадзеги и всех перебьют. Хотя эти вот, в Опилках, могут и раньше отхватить… Наглые они какие-то… Я слышал, ваши опилкинские собираются, не дожидаясь мадзегов, их перебить. Думал, может, ты что знаешь, а ты… — передернув плечами, Паук вернулся к своей стряпне.
— А кого вампирами сделали-то? — без особого интереса спросил Тотшо.
— Да много кого. Машиту, Илле, Токса, Иррома…
— Которую Илле? — спросил Тотшо. — Илле Иволгу, что ли? Бахрома ее прозвище…
Голос у него дрожал немного. Вполне естественно для человека, которого Уги драли.
— Она самая, — равнодушно кивнул Паук. — Илле Иволга. Два месяца уже она с ними.
>>|
<<
Пригорок этот был Тотшо знаком. В темноте он бы, может, и не вспомнил это место, но сейчас, когда над головой светили редкие тяжёлые звёзды, Тотшо понял, что уже бывал здесь раньше. С бабушкой.
Он не знал, слепой случай или отголосок бабушкиного дара вывел его к этому мертвенно тихому месту. Но был уверен, что, не встреться ему холм с тремя деревьями, он так бы и бегал по лесу сломя голову, пока не попал бы прямо в пасть Уги, а то и кому похуже. Не читать дальше...Дальше дорогу он знал. Правда, это было не совсем по пути в Щели, но что, в конце концов, ему делать в Щелях? Гим и Суаче наверняка задержатся там подольше, так что он нагонит их если не завтра, то послезавтра. А значит, надо поблагодарить этот пригорок за указывание пути и повернуть направо.
Спускаться с холма было страшновато, но Тотшо помнил, что тогда, в детстве, здесь ничего опасного не водилось. Впрочем, всё могло измениться, почти десять лет прошло с их путешествия с бабушкой. Да и вообще, с бабушкой ничего не было страшно, не то что сейчас.
После происшествия с Уги даже темнота стала ещё непроглядней. Не то чтобы Тотшо перестал чувствовать, где что находится, но он перестал себе доверять и на всякий случай касался всех деревьев, мимо которых проходил, чтобы убедиться, что они и впрямь там и что он действительно идёт по тому самому лесу, по которому он идёт. Вообще-то трогать все встречные деревья — не лучшая идея. Кто знает, что за твари там могут сидеть, притаившись, слившись с корой. Но уж если этого бояться, то нечего вообще в лес заходить. На земле тоже много чего может прятаться. Уги, например.
Но вот где-то за деревьями мелькнул свет, исчез призрачно, опять мелькнул, и стало ясно, что путь этот верный и что всё вроде как и в порядке. Ещё немного опасливого движения во тьме, и вот она, избушка Паука.
Приближаясь к дому Паука, Тотшо спрятал нож. Конечно, плохо будет, если там теперь не Паук обитает, а кто-нибудь ещё менее симпатичный. Но в гости с ножом наизготовку не ходят. Даже в такие времена.
Вокруг дома Паука не было ограды. Тогда, в детстве, ограды тоже не было, и точно так же по ночам бледный свет пробивался сквозь полосатую занавеску, только тогда свет этот был ещё более тусклым, потому что в занавеске было меньше дыр. И дверь точно так же была заперта.
Тотшо постучался. Вначале вежливо, потом погромче. Никто не открывал. Тотшо прислушался, изнутри не доносилось ни шороха.
— Эй, Мерха! — сказал Тотшо громко. — Заснул ты там, что ли?
Тишина.
— Мерха, это я, Тотшо! Ты меня помнишь? Я с бабушкой у тебя гостил восемь лет назад. С бабушкой Велу. Ты же знаешь бабушку Велу?
Мёртвая тишина.
Тотшо разозлился и пнул дверь ногой.
— Головой постучи! — проскрипел Паук из-за двери.
— Эй, Мерха, открывай! Что мне, до утра тут стоять?
— Стой где хочешь и сколько хочешь, при чём тут я?
— Нехорошо выгонять гостя.
— Гости по лесу по ночам не шляются. Гости в дом по ночам не ломятся. Гости честным людям двери не ломают, — сварливо отозвался Паук.
— Дядюшка Паук, ну впусти! Это я, Тотшо Грач…
— Нет здесь никаких пауков. И грачей я никаких не знаю. И племянников у меня от роду не водилось, особенно никаких Тотшо и никаких грачей, — завёл Паук. Тотшо нетерпеливо отвернулся, и в это же момент дверь внезапно отворилась и сухая, не по-стариковски сильная рука вдёрнула Тотшо внутрь дома, так что он еле удержался на ногах. — И именем своим не хвастай. Будто я не знаю, какое посвящение ты прошёл: никакого!
Тотшо зажмурился от яркого света, хотя ярким, конечно, этот свет мог показаться только после темноты. Паук, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, критически рассматривал гостя. Велу он и впрямь знал хорошо, но о её внуке у него остались довольно смутные воспоминания. Был вроде с ней какой-то пацан, чёрненький такой, и не в Опилкинскую породу, и не в Круговскую. Одно слово, чужачонок. Может, этот. Может, другой. Чужаки, они все на одно лицо, особенно дети, а тут еще и семь лет прошло, не меньше. Но, внимательно вглядевшись в гостя, Паук решил поверить на слово. Что-то было в этом пацане знакомое. Несимпатичное, но знакомое.
— Зачем пришел? — спросил Паук, присаживаясь на древнюю табуретку, которую, судя по ее виду, только какое-то волшебство хранило от немедленного разваливания на дощечки.
— Да низачем, — сказал Тотшо. — В Щели я шел. Уги на меня напал, еле отбился вот.
— Один шел? — Паук недоверчиво скривил лицо, так что оно всё пошло мелкими морщинками. — Внук Велу решил накормить голодного Уги собой? Или ты просто дурак?
Тотшо неуверенно пожал плечами: настаивать на том, что он не дурак, было как-то не очень вежливо, да и сам он был сейчас в этом не очень твердо уверен.
— И часто ты ходишь один через лес? — поинтересовался Паук, не дождавшись ответа.
— Нет, не часто… Но приходится. Я от своих отстал, — попробовал объяснить Тотшо. Он бы и про кеммитов рассказал, но почувствовал, что здесь его приключения никому не интересны. — Вы не беспокойтесь, дядюшка Паук, я только переночую и дальше пойду.
— Спасибо за заботу, — сказал старик, презрительно фыркнув. — А то бы я весь избеспокоился.
Тотшо замолчал, почувствовав, что сказал что-то не то, хотя понятия не имел, что именно. Паук вернулся к своим делам, всем своим видом показывая, что Тотшо для него не помеха и не развлечение, а так, неважный какой-то шорох в углу. Сев спиной к Тотшо на чурбачок у огня, он начал мешать какую-то вонючую дрянь в котелке. Вроде как и дураку понятно, что это ничего не колдовское, а просто гадость какая-нибудь на ужин, а всё равно страшно. Устало глядя на обтерханную спину Паукова пиджака, Тотшо тоже присел на какую-то решетчатую ерундовину, похожую — чего уж там — на подставку под гроб. Всё тело Тотшо болело, как будто… ну да, как будто Уги тянул его во все стороны, другие определения, подходящие под такое состояние, в языке отсутствовали. А Паук всё не торопился предложить ночному гостю хотя бы собачий коврик у порога, чтоб его самого Уги съел, хотя нет, тогда не к кому было бы идти…
— Что нового? — спросил вдруг Паук, оборачиваясь к Тотшо.
— Что? — спросил Тотшо, вздрагивая. Похоже, он уже начал засыпать на своем насесте.
— «Что»! — передразнил его Мерха. — В Опилках, спрашиваю, что нового? И вообще на белом свете?
— В Опилках… — Тотшо с готовностью открыл рот, но говорить было нечего, и он не сразу сообразил, почему. — Так в Опилках я уже полгода как не был. Я всё больше в Щелях теперь, в Мокряни еще…
— Тьфу на тебя, — сказал Паук. — В родную деревню не зайдет, оболдуй. С детства было видно, что из тебя толку не будет.
— А что там может быть нового, в Опилках тех… — вздохнул Тотшо.
— Ну, вампиры те же.
— Какие еще вампиры?
— Вампиры там обосновались. Я думал, ты знаешь что, всё ж таки бродяга, не тупарь какой-нибудь. Ну да что с тебя возьмешь… — Не дождавшись никакой реакции от притихшего Тотшо, Мерха продолжал: — Кучу народу вампирами сделали. Вот же дураки эти вампиры, будто им с этого какая выгода… Всё равно же придут мадзеги и всех перебьют. Хотя эти вот, в Опилках, могут и раньше отхватить… Наглые они какие-то… Я слышал, ваши опилкинские собираются, не дожидаясь мадзегов, их перебить. Думал, может, ты что знаешь, а ты… — передернув плечами, Паук вернулся к своей стряпне.
— А кого вампирами сделали-то? — без особого интереса спросил Тотшо.
— Да много кого. Машиту, Илле, Токса, Иррома…
— Которую Илле? — спросил Тотшо. — Илле Иволгу, что ли? Бахрома ее прозвище…
Голос у него дрожал немного. Вполне естественно для человека, которого Уги драли.
— Она самая, — равнодушно кивнул Паук. — Илле Иволга. Два месяца уже она с ними.
>>|