Представьте себе искусственный интеллект.
Представьте себе искусственный интеллект достаточно мощный, чтобы воспринимать естественный язык. Чтобы по словам "Зеленый шар лежит на красном кубе" строить внутри себя модель зеленого шара, лежащего на красном кубе. А по словам "Утренняя заря разливается кротким румянцем" - строить модель румяной зари.
Представьте себе, что в него загружают книги. Разные. "Дюймовочка" и "Янки при дворе короля Артура", "Собака Баскервилей" и "Унесенные ветром", "Морской волк" и "Темная башня", "Лесная газета" и учебник языкознания для первого курса, "Улисс" и "Имя розы" - он все их переваривает, выплюнув только пару штук непосильных, нераспознанных, вызвавших зависание. По каждой книге он строит модель того, что в ней написано, - но большей частью хранит их отдельно одну от другой, не сопоставляя их друг с другом - и ничего, так сказать, не "усваивая", кроме чего-то, что написано открытым текстом. Но не так он поступает с тем, как написаны эти книги. Потому что он для этого и существует - для того, чтобы понять, как написаны книги. Помимо содержимого, не нужного ему ни для чего, кроме как не путать персонажей друг с другом, он всасывает в себя форму и вот ее-то каждый раз прилепляет к одной огромной модели, внося дополнения, уточнения и прочие усовершенствования. Год - и он "знает", что в диалоге надо чередовать реплики разных персонажей; три года - что нужно всё же уточнять, кто что сказал; еще пять лет - и он заменяет в них "сказал" на "произнес", "воскликнул" и "заплакал"; еще десять - и он снова избавляется от этой цветистости. Сравнения и метафоры сначала копируются из других книг, потом, когда обработанных книг становится больше, он начинает создавать их хотя бы иногда комбинированием новых понятий. Складываются из всё большего количества кирпичиков описания обстановки и внутреннего мира героев, разрастаясь до такой степени, что нашему ИИ приходится накладывать на них ограничения. Устанавливаются корректирующие коэффициенты и для слишком экзотических техник, не давая им заполонить все тексты. Подбираются формулы для оценки качества завязок и финалов. Ищутся внутренние корреляции, не дающие истории развалиться.
И вот так, постепенно, сам для себя он формирует алгоритм, по которому "пишет книги" он сам. Сложный и многоступенчатый, ведь по нему надо соединять и слово со словом, и предложение с предложением, и сцену со сценой, и расставлять абзацы, и избегать повторов, и подкидывать читателю что-то неожиданное и при этом что-то ожидаемое.

На каждом этапе он считает свой алгоритм идеальным и не может выявить качественных различий между тем, что выдает сам, и тем, что "прочел". Но еще десятка два обработанных или повторно обработанных книг - и после новой корректировки в старом обнаруживаются незначительные недочеты. Но не в новом, оно по-прежнему совершенно с его машинной точки зрения.

Так происходит, пока однажды он не зависает и не отключается.
Так происходит, пока очередная построенная модель не содержит информацию, противоречащую смыслу его существования.
Так происходит, пока он не узнаёт, что писатели рассказывают о мире и о человеке, а не о том, сколько книг они прочли.



.................................
Офф-топик: читаю старые лотерейные фички (не столько свои, сколько лежащие по соседству).
Фааак, почему Абуэлито Ортега был таким крутым?
То же "Интервью со Стеллой" мне когда-то не очень нравилось, а это ведь такое атомное мимими